Новости
Мнения

Криминальные сети и гибридные войны

Специалист в области национальной и международной безопасности, ведущий аналитик АНО «Ассоциация специалистов по информационным операциям» Константин Стригунов по просьбе НОП рассказывает о роли криминальных структур в современных гибридных войнах и государственных переворотах.


В бурно меняющемся мире негосударственные акторы оказывают все большее влияние на международные процессы, в т.ч. в конфликтах и войнах. Многие из них приобретают гибридный характер. Чтобы не возникло путаницы в понятиях, вначале сформулируем определение того, что будет пониматься в данной статье под гибридной войной. Гибридная война — это разновидность неклассической войны, в которой осуществляется разнообразная и динамичная комбинация регулярных войск, иррегулярных формирований, террористических сил и/или криминальных элементов, которые объединились для достижения взаимовыгодных целей. При этом в отличие от классической войны в гибридной войне роль собственно вооруженных сил незначительная. Принимая во внимание сказанное, отметим, что применение иррегулярных сил является одной из характерных черт конфликтов и конкретно войн последнего времени.

Одним из таких примеров может послужить Сирия. Как пишут авторы отчета «Преступное прошлое, террористическое будущее: европейские джихадисты и новая связь преступности и терроризма» (Criminal Pasts, Terrorist Futures: European Jihadists and the New Crime-Terror Nexus), «мы обнаружили, — это слияние [в Сирии — Прим. авт.] не преступников и террористов как организаций, а их социальных сетей, [...] или окружения. Преступные и террористические группы стали вербовать из одного и того же круга людей, создавая (часто непреднамеренно) синергию и дублирование, которые имеют последствия для того, как люди радикализируются и действуют. Это то, что мы называем новой связью между преступностью и терроризмом». Многие радикалы-джихадисты до того, как попасть в зону конфликта имели ярко выраженное криминальное прошлое. Фактически произошла интеграция криминала и терроризма, между которыми все чаще стираются различия. Таким образом, задействованная технология организации боевиков, их рекрутинга, основывалась в т.ч. и на использовании криминальных сетей, их источников финансирования, чтобы впоследствии этих боевиков передислоцировать в зону боевых действий, направив против неугодного политического режима. Однако следует учитывать, что в создании разного рода террористических организаций (ТО), например, запрещенного в России «Исламского государства», принимали участие спецслужбы западных стран. Как следствие, уже на примере Сирии весьма явно просматривается взаимосвязь государственных акторов и их ведомств с преступными организациями (ПО) и образуемыми ими криминальными сетями, а также международными ТО.

Другим примером может послужить использование преступников киевским режимом против российских войск в зоне проведения специальной военной операции (СВО). Так, известно, что ТО «Азов» (запрещена в России) и ее филиал «Кракен» во многом состоит из выпущенных из украинских тюрем матёрых уголовников. Например, одним из командиров «Кракена» является рэкетир Сергей Величко. По некоторым сведениям, эти структуры тесно взаимодействуют с украинскими спецслужбами, которые, в свою очередь, курируются иностранными разведкам (ЦРУ, МИ-6). Фактически произошло сращивание криминала с военизированными формированиями и даже специальными подразделениями, используемыми против союзных сил России, ДНР и ЛНР. Поскольку война коллективного Запада против России ведется в опосредованном или прокси-режиме (свои вооруженные силы он не применяет, за исключением инструкторов и советников), то, следовательно, Запад ведет против России полномасштабную неклассическую (гибридную) войну, в которой наравне с регулярными силами киевского режима используются криминальные элементы и структуры.

Гораздо более выражено противостояние такого типа в странах, где формально не ведутся классические боевые действия, равно как и нет внешней интервенции, но в действительности наблюдается сращивание преступности и войны, являя собой преступный мятеж. Значительная часть этих стран расположена в Западном полушарии, конкретно — в Латинской Америке и Карибском бассейне (ЛАКБ). В некоторых странах данного макрорегиона наблюдаются немеждународные вооруженные конфликты (НМВК) как своеобразные аналоги гражданских войн, в которых действует сразу множество сторон. Практически всегда это правительство, не контролирующее и слабо контролирующее значительные территории в своих странах, различные иррегулярные формирования ультраправого или ультралевого толка (как, например, в Колумбии) и различные криминальные (можно сказать криминально-террористические) формирования из местных банд (марас) и наркокартелей. К противостоянию присоединяются разного рода аутодефенсас (силы самообороны; типичный пример — самооборона в мексиканском штате Мичоакана). Отметим, что зачастую между ними нельзя провести четкую разделительную линию, поскольку партизанские движения (по типу колумбийских FARC-диссидентов) мало чем отличаются от наркокартелей. Подобные явления наблюдаются в Бразилии, Мексике, Венесуэле, Сальвадоре, Гватемале и др. странах ЛАКБ.

Одним из наиболее характерных примеров участия криминальных структур в современных конфликтах (войнах) типа НМВК является Гаити. После убийства в 2021 году президента Гаити Жовенеля Моиза наемниками, чья мотивация до сих пор является предметом дискуссий, это несостоявшееся государство вновь погрузилось в пучину насилия, которое не прекращается со времени обретения Гаити независимости. Есть основания считать, что администрация действующего премьер-министра Гаити Ариэля Анри под давлением Вашингтона фактически сговорилась с местной бандой бывших полицейских Fantom 509 и стала спонсором G-Rep — конгломерата криминальных вооруженных группировок, созданного для противодействия другому конгломерату банд — G9, чтобы отомстить ему за прошлогоднюю блокаду местного НПЗ. При этом лидер G9 Джимми «Барбекю» Шаризье (тоже экс-полицейский) фактически провозгласил себя «революционером», обещая всенародное восстание против политических элит. По сути, США через подконтрольное правительство осуществляет руками тесно связанных с этим правительством банд войну против неподконтрольного криминально-мятежного объединения G9.

Однако и в других регионах имеются примеры использования криминальных структур, сращенных с экстремистско-террористическими элементами (а потому неотделимые от них). Так, в январе 2022 года в Казахстане была предпринята попытка государственного переворота, в которой были замечены представители криминального мира, например, Арман «Дикий» Джумагельдиев, известный своими связями с турецкими мафиози (среди таковых числится, в частности, Седат Перкер, тесно взаимодействующий с турецкой разведывательной организацией — MIT). Также есть доказательства тесных контактов А. Джумагельдиева с криминальными авторитетами из Казахстана, Киргизии, Узбекистана и Азербайджана, например, с «вором в законе» Надиром Салифовым по прозвищу «Лото Гули». По сути, такая криминальная экспансия, характерная, к слову, для Турции, также является своеобразной разновидностью «мягкой силы» (и не только мягкой) в продвижении интересов некоторых субъектов.

Криминальные сети — это дополнительный чрезвычайно важный канал взаимодействия, находящийся вне легальных институтов, и который может обладать влиянием существенно бо́льшим, чем официальные каналы.

Соответственно, если рассматривать казахстанский случай именно как форму неклассической войны с гибридными признаками (объединение некоторых выходцев из силовых структур по типу КНБ и ряда высокопоставленных чиновников с криминально-террористическими элементами для достижения взаимовыгодных целей), то фактор криминала в ней проявился весьма отчетливо. Лишь при помощи сил ОДКБ, прежде всего России, удалось стабилизировать ситуацию и не дать ей перейти в фазу более интенсивной эскалации с потенциалом к региональной дестабилизации.

Нетрудно заметить, что в настоящее время банды и целые криминальные сети в основном задействуются внутри той или иной страны, реже — на международном уровне. В первом случае это объясняется чрезвычайно слабыми институтами т.н. несостоявшихся государств, в которых негосударственные акторы обладают по отдельности или суммарно мощью, сопоставимой с местными правительствами. В развитых и высоко институционализированных государствах такое практически невозможно. Как правило, усиление банд, наркокартелей и в целом криминальных сетей, равно как и уровень их участия в гибридных НМВК, обратно пропорциональны степени деградации государственных институтов: чем слабее государственные институты, тем сильнее ПО.

В будущем, вероятно, станут более активно использовать криминальные элементы и кримоструктуры в межгосударственном противоборстве. Более того, учитывая усиление влияния транснациональных преступных организаций и их сетей (т.н. банды второго и третьего поколения), они сами вполне смогут бросать вызов государственным акторам, например, в ходе трансграничных конфликтов. Наиболее вероятны такие сценарии в зоне ЛАКБ, а также в Юго-Восточной Азии — например, в Мьянме, чье правительство не контролирует ряд регионов, в которых господствуют этно-криминально-повстанческие структуры (особенно в штатах Шан и Качин), плотно вовлеченные в глобальный наркобизнес по аналогии, например, с их «коллегами» из Колумбии.

Наконец, одним из важнейших выводов из данных процессов является то, что в будущем гибридные конфликты (войны) будут происходить внутри государств, особенно тех, что находятся на пути деструкции своих институтов.

Для них внутренние конфликты станут или уже представляют собой угрозу гораздо бо́льшую, чем потенциальные конфликты (войны) с другими государствами. По мере нарастания фундаментально-глобальных кризисных процессов, в основе которых лежит кризис капиталистической системы, помноженных на геополитическое обострение между ключевыми международными акторами, параллельно продолжается урбанизация, для большинства стран подразумевающая «фавелизацию», с появлением обширных мегатрущоб, формированием зон альтернативного или параллельного суверенитета, где господствуют негосударственные насильственные акторы (ПО, ТО, повстанцы, партизаны и их комбинации), образующие кримосети локального, регионального и глобального уровня, но при этом включенные в мировые экономические и в некоторой степени политические процессы, будучи теневой или, как вариант, девиантной частью глобализации и формирующегося нового мирового порядка. В этих условиях гибридные войны практически неизбежны, а значит, есть спрос на те силы и инструменты, которые более всего эффективно использовать в них. Кримоструктуры и их сети подходят для указанных целей.
Made on
Tilda