О восприятии молодыми учеными науки как сферы профессиональной деятельности
— Я предлагаю начать наше интервью с вопросов о том, как вы воспринимаете науку как сферу своей профессиональной деятельности. Завершите, пожалуйста, предложение. Наука для меня — это...
— Наука — это наиболее определяющая форма познания окружающей действительности. Механизм, который позволяет рациональным образом давать объяснения на любые, представляющие для человека интерес вопросы, проблемы и ситуации.
— Как бы вы охарактеризовали современное состояние науки в России?
— Если мы говорим о науке в целом (ведь наука — это большое количество дисциплин и отраслей), то я думаю, что у Российской Федерации, у российского народа и общества достаточно высокий уровень вовлечения в научную деятельность, большие традиции рационального познания действительности. В общем-то российская культура и российский социум не мыслимы, на мой взгляд, без научного познания, без того места, которое наша страна занимает по уровню развития науки в мире. Мне кажется, что у российского социума высокая заинтересованность в науке, в ее развитии и профессионализации. Я думаю, что здесь никаких сомнений быть не должно.
— Вы молодой ученый, и работаете в сложившейся системе организации и функционирования науки в нашей стране. Эта система подразумевает определенную иерархию, горизонтальные связи, формальные правила и неформальные практики. Как вы себя чувствуете/ощущаете, находясь в этой системе? Насколько вам в ней комфортно с точки зрения ее организации и почему?
— Этот вопрос уводит в сторону от науки, т.к., условно говоря, университет и университетская деятельность — это не только научная деятельность, но и преподавательская деятельность, административная и общественная деятельность. Поэтому, в общем и целом, если делать такое допущение и говорить об университете сугубо как о научном пространстве, то, наверное, это вполне комфортное и, более того, на мой взгляд, идеальное пространство для развития ученых. Но если говорить об университете как об организации, которая включает в себя не только научную сферу, но и другие области, то здесь, как мне кажется, могут возникнуть разные оценки. Я не хочу выявлять какие-то диссонансы в этой области, но, как и в любой организации проблемы есть, особенно в крупных организациях, которые образуют «город в городе».
— Какой вам представляется идеальная система организации науки?
— Как я уже сказал, университетская среда, в большей степени, способствует научному развитию, нежели, например, академические традиционные центры в силу того, что университеты — это всегда свежая кровь, всегда обмен мнениями. И в этом контексте организация науки, безусловно, должна базироваться, во-первых, на свободе творчества, на абсолютном приоритете идей над какими-либо ограничениями административного характера. Второй момент — это как раз то, что система организации науки должна постоянно базироваться на социальных лифтах. Дело в том, что наука никогда не должна зиждется на каком-то определенном круге лиц — она должна иметь открытые двери для молодого поколения, для свежей крови, и в этом контексте система организации науки должна соответствовать важнейшим принципам, то есть свободе творчества и постоянному поколенческому взаимообмену.
О каналах, формах и технологиях рекрутирования молодых людей в научную элиту, основных факторах, условиях и характеристиках, препятствующих реализации управленческой траектории в сфере науки
— Поговорим о том, как вы пришли в науку, и как развивалась ваша научная карьера. Как и почему вы решили сделать науку своей профессией?
— Этот вопрос не очень простой в силу того, что я не считаю науку своей сферой карьерного развития. Сейчас я поясню это. Как по мне, профессиональная наука больше связана с науками естественными. В общественных науках есть определенная специфика. Для меня общественная наука должна быть увязана с реальной жизнью. Существует две позиции, для кого-то они крайние, но, на мой взгляд, они вполне отражают ту точку зрения, которую я хочу сейчас донести. С одной стороны, нет ничего практичнее хорошей теории, как сказал Кирхгоф. А вторая позиция принадлежит Расселу и заключается в том, что в развитых странах наука базируется на практике, а в развивающихся странах наоборот. Еще раз подчеркну, что мы говорим про общественные науки, так как естественные и общественные науки — два совершенно разных мира. Что же касается представителей общественных наук, то, безусловно, они никогда не должны жить в башне из слоновой кости, потому что именно замыкание науки сугубо в своем мире способствует деградации и заболачиванию научного пространства. Поэтому общественная наука — это постоянное соприкосновение с реальной жизнью. То есть, если мы говорим об экономике, то это, безусловно, взаимодействие с реальными экономическими процессами; если мы говорим о социологии, то это соприкосновение с настроениями, которые царят в обществе, а если мы говорим о политологии, то это постоянная обратная связь с процессами, которые никогда не стоят на одном месте в политике. Возвращаясь к своему пути, для меня наука всегда была взаимосвязана с другими формами профессиональной деятельности, такими как экспертно-аналитическая работа и консультирование — наука позволяет осмысливать и развивать практическую активность и, наоборот, сюжеты из реальной жизни вызывают особый исследовательский интерес к познанию.
— Кто или что оказало влияние на ваш выбор в пользу науки вообще или конкретной научной отрасли в период обучения в школе и Вузе?
— Что касается того, как ты вообще приходишь в свою профессию, это всегда сплав двух вещей — твоей семьи и твоих учителей. Я думаю, что это совершенно не уникальная ситуация. Другое дело, что у меня в большей степени это отразилось со стороны учителей и преподавателей, т.е. тех, кто меня обучал в университете. В семье же у меня была полная свобода с точки зрения выбора своего профессионального пути. Семья всегда поддерживала меня в любых инициативах, будь то во время учебы в школе, будь то в университете. Вклад семьи заключался в том, что родные мне никогда не мешали. Что касается непосредственно выбора в пользу политической науки, политической аналитики, то это, безусловно, заслуга нашей кафедры, на которой я познакомился со своим научным руководителем, Александром Ивановичем Соловьевым, коллегами, с многими из которых я до сих пор работаю на кафедре. На меня и мои профессиональные приоритеты повлияли сотрудники других кафедр, другие преподаватели. Мне кажется, что университет определяет процентов на 80 твой профессиональный путь. Соответственно, свой вклад внесли все те, кто вел занятия, лекции, семинары, с кем мы взаимодействовали в рамках организации конференций, мероприятий. Ну и оставшиеся 20% — это твои личные внеуниверситетские контакты.
— Расскажите о вашей профессиональной траектории (карьере). Какие основные этапы вы прошли в процессе своего профессионального роста? Как менялись ваши места работы и должности и почему?
— В университете я стал работать не сразу. После окончания вуза я пошел в очную аспирантуру, но при этом все равно работал в консалтинге, в реализации политико-технологических проектов, в экспертно-аналитической сфере. И, собственно говоря, такого рода профессиональная деятельность тоже немыслима без научной обратной связи. Оценивая процессы в реальной политике, ты всегда должен оглядываться на теоретическое осмысление, на устоявшиеся и новейшие подходы. Точно так же в политической науке, политической теории, занимаясь соответствующей сферой, ты всегда должен оглядываться на то, что происходит в практическом поле. Поэтому у меня развивался параллельный процесс. Я писал кандидатскую диссертацию и работал с разными государственными и негосударственными организациями, проводил различные прикладные исследования. Потом, когда уже начал преподавать в университете, поневоле совмещал и с другими сферами, которые связаны с политической аналитикой, консультированием по внутренним и внешним вопросам, с политическими коммуникациями, с международными отношениями. Ну и, собственно говоря, исходя из сказанного, у меня и будет резюме ответа, который заключается в том, что специально в науку я не шел, поскольку всегда в ней оставался. Я выполнял работу, которая глубоко завязана на науке, теоретическом осмыслении, и, соответственно, развиваясь как ученый, я развиваюсь профессионально, а развиваясь в прикладных сферах, я одновременно развиваюсь как ученый.
— Какие основные факторы, на ваш взгляд, способствовали вашему профессиональному развитию? Кто или что оказало влияние на ваше продвижение по карьерной лестнице в сфере науки на разных этапах жизненного пути?
— Если говорить открытым текстом, то во многом это окружающая нас среда, т.е. то, что принято сегодня называть повесткой, которая стала меняющейся, динамичной, в общем именно она и заставляла искать себя в общественно-политическом пространстве, но не столько даже в смысле карьерной самореализации, сколько в отношении поиска позиций, понимания вещей, постижения логики происходящего. Соответственно, чем больше возникало вопросов в общественно-политическом пространстве, тем больше нужно было дать на них ответов, и это, конечно же, требовало большего объема литературы, больших возможностей для расширения кругозора, более интенсивного общения.
— Какие ваши личные качества и профессиональные компетенции способствовали вашему карьерному росту и достижению научных результатов?
— В первую очередь, это тяга к информации, к познанию нового. Также усидчивость с точки зрения чтения литературы, статей, новых источников. Не в последнюю очередь интерес к развивающимся технологиям, включение в сетевую среду, изучение того, как информация сегодня формируется, как она развивается и как она передается. Помимо этого, участие в разного рода мероприятиях, конференциях, в круглых столах и так далее. Есть hard skills, которые основываются на литературе и на неком фундаментальном базисе, а есть networking, который идет через взаимодействие. Я бы не стал называть это soft skills, но я имею в виду то, что ты должен в живом взаимодействии смотреть на то, каким образом информацию, черпаемую из разных источников, интерпретируют разные люди, разные организации, разные профессиональные участники среды, в которой ты учишься, работаешь, общаешься, живешь.
— Какие факторы препятствовали вашей самореализации в научной сфере?
— Основные сложности для любого ученого заключаются в административном пространстве, связанные, например, с защитой диссертаций, когда недостаточно просто написать текст, важно еще обеспечить соблюдение определенных критериев, показателей, параметров, будь то связанных с публикационной активностью, будь то с точки зрения умения работать с бумагами, заявками, отчетами и др., формирования нужных наборов документов, их правильного составления и так далее. Но в то же время, мне кажется, что со временем усложняются именно те административные механизмы, которые связаны с публикационной активностью. Дело в том, что все остальные вопросы можно, на мой взгляд, более оперативно решить, нежели чем обеспечить возможность публикации начинающих ученых в серьезных журналах. Ведь у всех журналов разные требования, причем требования не только к самому тексту, но и к тому, как составляется список литературы, как составляются сноски, как определяется структура статьи, которую ты публикуешь. Вот такого рода вопросы становятся все более регламентированными, потому что есть разные журналы, есть разные вузы, есть разные диссертационные советы. И вот, мне кажется, что за последние 10 лет эти процедуры только усложнялись. С преодолением этих процедур и связаны основные сложности сегодняшнего начинающего ученого. Важно не столько сформулировать свою мысль, не столько разработать свою идею, не столько, так скажем, подготовить свою статью, доклад или свой интеллектуальный продукт, сколько «упаковать» его, то есть, привести в соответствие с определенными параметрами, которые, к сожалению, носят далеко не универсальный характер.
— Кто для вас является образцом ученого, примером, на который вы ориентируетесь в своей работе и карьере?
— Для каждого человека ключевыми авторитетами являются те люди, у которых он учился. Учителя, наставники. В этом смысле я тоже не исключение. Мой научный руководитель А.И. Соловьев — безусловный образец ученого, пример эффективного и ответственного пути в науке, постоянно демонстрирующий умение двигать вперед подлинное политическое знание. Он авторитетен не только как крупный ученый, но и как глубоко интегрированный в академическую, межвузовскую, обширную университетскую среду. Ты, действительно, сам заточен под те образцы, на которых учился. При этом для всех людей без исключения свойственно ориентироваться на своих учителей, хотя если еще более обширно смотреть на научную сферу, ретроспективно в том числе, то я бы отметил и более отдаленных гигантов, на плечах которых мы стоим, включая ученых прошлого и философов-классиков, мыслителей-универсалистов разных эпох. В отличие от нашего времени, когда нам очень четко приходится разделять, скажем, науки естественные и общественные, для ученых прошлого, для французских просветителей, для немецких философов, для нашего Ломоносова, в общем-то, не было ярко выраженного разделения между физикой и метафизикой. И в этом смысле, мне кажется, важно, какой бы ты наукой не занимался, в какой бы отрасли не работал, всегда помнить, что твоя наука существует не в вакууме, не в космосе, и она часть более обширного научного знания, которое объясняет окружающую жизнь. Если и не иметь глубоких знаний в той же самой физике, математике и химии, то, по крайней мере, поверхностно нужно понимать современные тенденции во всех областях знания — без этого трудно описывать социум. Именно поэтому, как мне кажется, очень важно ориентироваться на авторитеты, которых наблюдаешь вокруг, но и не забывать мыслителей и профессиональных гуру прошлого.
О восприятии молодыми учеными власти и системы государственного управления наукой
— Давайте теперь поговорим о том, как вы воспринимаете систему государственного управления наукой в нашей стране. Входите ли вы в какие-либо управленческие или общественно значимые структуры в вашей организации?
— Я стараюсь работать с разными профессиональными сообществами. Не знаю, насколько правильно их называть управленческими, т.к. управленческие — это, прежде всего, официальные государственные, как мне кажется. В университете я вхожу в один из диссертационных советов по нашей науке, который занимается присваиванием ученых степеней, т.е. формированием научных кадров, занимаю позицию ученого секретаря. Работаю с разными факультетами. Иногда и с другими вузами. Также стараюсь участвовать в деятельности общественных организаций, в некоторых из них вхожу в управляющие органы. Взаимодействую с теми институтами и структурами, которые позволяют обмениваться идеями и продвигать свои в том числе и теоретические наработки. Применительно к политической науке назову Российскую ассоциацию политической науки, Российское общество политологов, Фонд поддержки публичной дипломатии им. А.М.Горчакова.
— Какие у вас существуют возможности участвовать в принятии управленческих решений в вашей научно-образовательной организации или ее подразделении?
— С одной стороны, ты, безусловно, влияешь на формирование новых кадров. Так, диссовет — это присвоение ученых степеней. На факультете в контексте преподавательской работы вовлечен в формирование будущих бакалавров и магистров, в научную работу аспирантов. Это участие в реализации организационных задач и влияние, но навряд ли связанное с принятием управленческих решений. Наверное, и по ним возможности есть. Но, с другой стороны, участие в принятии решений в университетской, научной среде отличается все же больше профессиональным чутьем, профессиональным образом жизни, когда ты вовлекаешься в коллегиальный процесс, высказываешь свою точку зрения, выслушиваешь другую точку зрения, причем не только со стороны коллег, но и аспирантов, начинающих ученых. Мне кажется, специфика научного пространства, несмотря на то, что в нем присутствуют определенные иерархии, все-таки заключается в большой степени в том, что базируется на свободной дискуссии, в рамках которой и происходит формирование нового знания. Здесь есть оспаривание, но, в конечном счете, говорить о том, что вертикаль здесь имеет приоритетное влияние — неправильно. Задача всех административных сотрудников в научной сфере — создать пространство для свободной дискуссии, равноправного диалога, рационального диалога, базирующегося на аргументации и правилах, которые предполагают приоритет знания над другими формами восприятия. В науке авторитеты имеют серьезное значение и в меньшей степени предполагают демократию. Да, они в меньшей степени вписываются в традиционные иерархии, но зато слабыми не становятся точно.
— Как вы относитесь к системе государственного управления сферой науки в нашей стране?
— Я думаю, что система госуправления наукой в нашей стране переживает период продолжающегося поиска. У нас нет устоявшейся парадигмы. Есть определенные модели, которые сочетаются в системе госуправления: у нас есть Правительство, министерства, у нас есть РАН, система вузов. Причем вузы отличаются и по своим ведомственным параметрам. Так, у нас есть вузы, подчиненные Минобрнауки, у нас есть МГУ и СПбГУ, которые подчиняются непосредственно Правительству, у нас есть МГИМО, который подчиняется Министерству иностранных дел, у нас есть медицинские вузы, которые подчиняются Министерству здравоохранения. Есть и бюджетные, и автономные учреждения. Поэтому я бы не говорил о стройной единой системе. В этом ее (системы) и преимущество, и недостаток. Преимущество в том, что сохраняется относительно гибкий и сетевой характер, и здесь возможно внедрение разноплановых практик. Но, с другой стороны, есть и определенные недостатки, связанные с тем, что трудно оценивать ее эффективность, трудно опираться на единые лекала наукометрии, которые по-разному отражаются на развитии разных дисциплин. К тому же, есть определенные сложности относительно роли РАН в процессе госуправления наукой. Думаю, что реформы в отечественной науке еще будут продолжаться, и важно всем ученым способствовать государству в обретении наиболее оптимальной управленческой модели.
